ЧУНА

        В прежние, отдаленные от нас времена захаживали на Чуну только охотники-саами. Для чужих, пришлых людей недосягаемыми казались лесные дебри. Множество рыбы водится в чистых, как кристалл, водах. Здесь живут сиг, кумжа, излюбленный рыболовами-спортсменами харьюс. Любителю-рыболову не приходится выдумывать замысловатые ловушки. Не утруждая себя, тут же с лодки забрасывает он самодельную дорожку. Скоро почувствует он сильный, упругий толчок. С волнением выбирает рыболов намокшую снасть. Широкая спина рыбы показывается под водою. Попавшаяся на крючок рыба извивается, бьется в воде и наконец, высоко выпрыгнув, покорно ложится на дно лодки. А еще увлекательнее ловля на речных перекатах. Со спиннингом в руках стоит охотник на полюбившемся ему месте. Он устроился на большом камне, окруженном шумно плещущей, стремящейся по каменистому дну водой. Шум близкого падуна заглушает все звуки. Нужна привычка, чтобы стоять возле бешено стремящегося потока. Голова кружится у непривычного человека. Ему кажется: вот сорвешься — и помчит, понесет тебя, сокрушая о камни, бурный поток.
        Я особенно полюбил этот лов на бурных северных реках. Тихо стоишь на камне, а кругом бушует, шумит, водяной пылью с головы до ног окатывает рыболова река.
        Спина большой рыбы показалась над водою. Борясь против течения, рыба вывернулась, как поросенок, как выглянувший и скрывшийся тюлень. И еще с большей страстью хватается за удочку завидевший добычу охотник. Послушная взмаху руки, далеко падает на воду блесна. Вот натянулся шнур, в три погибели изогнулось упругое удилище. По силе рывка чувствует рыболов тяжесть попавшейся добычи. Белая сильная рыба высоко взлетает над водой.
        Долго продолжается упорная борьба. Нужно много терпения, сноровки, выдержки характера, чтобы вытащить иногда пудового великана. И как счастлив рыболов, подбагривший наконец добычу. Огромная скользкая рыбина покорно лежит у его ног. Она еще вздрагивает скользким хвостом, судорожно поднимаются, хватая воздух, мокрые жабры. И, глядя на добычу, с особенным удовольствием набивает счастливый рыболов свою неизменную трубку.

*

        Чем выше поднимаемся по реке, больше и больше попадается бобровых погрызов. Мы издалека видим плывущие по реке оглоданные ветви. На заросшем молодым ельником, засыпанном опавшими листьями берегу лежит поваленная береза.
        Березу эту повалили бобры. Мы подъезжаем ближе, выходим на берег, заросший мохом и жесткой травою. Кажется, здесь работал искусный дровосек. Мы осматриваем стружки, точно наструганные стамеской. Рассматривая поваленное дерево, говорит наш спутник профессор:
        — Признак хороший: отлично работают наши переселенцы!
        Охотнику, истинному любителю северной природы, полюбится дремучая река Чуна. На глухих ее берегах пасутся лоси и олени. Не дивное дело встретить лося, на глазах путешественника переплывающего реку. Вылезши на берег, спокойно подпускают человека. Счастлив путешественник, попавший в нетронутые края. Забыв о своем ружье, он любуется раскрывшейся перед ним природой.
        Чудесной своей тишиной, нетронутостью природы полюбилась мне Чуна. Со всеми подробностями вспоминаю каждый проведенный на этой реке день.
        Я помню маленький домик, отразившиеся в воде маковки деревьев. Опавшие листья сплелись в пестрый ковер. Как в сказочном домике на курьих ножках, живем мы с молодым другом моим Олегом. По утрам мы встречаем солнце, ярко загорающееся над тундрой, и ветер обсушивает наши лица, шелушащиеся от загара. Огонь потрескивает в очаге, сложенном из простых камней. В охотничьем котелке мы варим уху. Мы сами чистим рыбу, трепещущую в наших руках. Как красива эта живая, трепещущая рыба! Непуганый горностай доверчиво показывается из-под камня. Ожидая подачки, он смело подбегает к самым ногам. Стараясь не шевелиться, долго любуемся нашим гостем. Я бросаю внутренности рыбы, и на глазах наших зверек тащит добычу под камень.

*

        Путешествуя по реке Чуне, сотрудники заповедника однажды нашли гнездо лебедей. Гнездо возвышалось в стороне от берега, посреди непроходимого болота. Олег издали приметил черневшую посреди болота высокую кочку. Срубив длинные жерди, мы осторожно перебрались через зыбившееся под ногами болото. На широкой торфяной кочке оказалось выстланное торфом гнездо.
        Не трогая находившихся в гнезде уже насиженных яиц (многие птицы бросают гнезда, убедившись, что их содержимым интересовался человек), исследователи осторожно сфотографировали гнездо и, чтобы не тревожить лебедей, поспешили вернуться в лодку.
        Спустя недолгое время Олегу довелось проходить тем же местом. Желая проверить наблюдения, он остановил лодку и опять пробрался к замеченной им торфяной кочке. Гнездо лебедей оказалось пустым. По торфяной грязи тянулись следы какого-то зверька. Фарфоровая скорлупка разбитых яиц была разбросана в беспорядке. По-видимому, покинутое гнездо нашел пронырливый хищник.
        В том же году, плывя на «Кривом носе», мы заметили одинокого лебеденка. Птицы уже отлетели, и на поверхности пустынного озера молодой серый лебедь казался сиротою. Он жался к каменистому берегу, стараясь укрыться от приближавшейся лодки.
        Поймав лебеденка, мы доставили его в избушку. Здесь он скоро прижился, привык к ухаживавшим за ним людям. Смешно переваливаясь, гулял он в отведенном ему чулане. Любимым его кушаньем был лесной хвощ.
        Позднею осенью пойманного лебеденка отправили в Москву. В зоопарке лебеденок вырос; любуясь на птицу, посетители не догадываются, что она родилась на берегах далекой и неизвестной им реки.